И попросил поэт: «Поведай нам о Красоте».
И отвечал он:
«Где красоту искать вам, и как ее найти, если сама она не станет для вас путем и провожатым?
И как вам говорить о ней, коль не она сама совьет все нити вашей речи?
Обиженный и удрученный так говорит: «Добра и благородна красота. И ходит среди нас, как молодая мать, смущенная отчасти той славой, что ей выпала».
А пылкий скажет: «Нет, красота могуча и страшна. Как буря, сотрясает она землю под нами и небеса над нашей головой».
Усталый и утомленный говорит: «Из нежного шептанья красота. И в душах наших молвит свое слово. Замирает пред нашим молчаньем ее голос, как слабый огонек, дрожащий от страха перед тенью».
Но не знающий покоя говорит: «Мы слышали, как среди гор кричит она, и были различимы сквозь эти крики топот копыт, рычанье львов и крыльев хлопанье».
Ночами городские стражи говорят: «Красота взойдет с зарею на Востоке».
А в полдень говорят и труженик, и путник: «Мы видели, как клонится она к земле из окон тихого заката».
Зимой так говорит, кто снегом занесен: «Придет она с весной, поскачет по холмам».
А в летний зной так говорят жнецы: «Мы видели, как с листьями осенними она кружится в танце, и в волосах ее заметили полоску снега».
Все это было сказано о красоте,
Но не о ней вы говорили, а только о своих неутоленных нуждах,
А красота не есть нужда, она – восторг.
Ее не уподобишь жаждущим устам или протянутой пустой ладони,
Она подобна очарованной душе и пламенеющему сердцу.
Она не образ, доступный глазу вашему, не песня, что доступна слуху.
Скорее – образ, что остается зримым, когда глаза закрыты, и песня, что вам слышна, хотя заткнуты уши.
Он не сок в морщинистой коре и не крыло, приделанное к когтю,
А сад, цветущий ныне и всегда, и стайка ангелов, летящих вечно.
О, люди Орфалеза, красота есть жизнь, когда со своего святого лика снимает жизнь покрывало.
Но сами вы – и жизнь, и покрывало.
И красота есть вечность, что в зеркало глядится.
Вы ж сами – и зеркало, и вечность».
